Александр Никишин - Инкубатор, или  Необыкновенные приключения Юрки Гагарина

На пути из «стекляшки» его чуть не задавил красный открытый «феррари», из которого долбал на всю катушку раздирающий мозг рэп. Машина разразилась презрительным рёвом клаксона, напугала. Юрка оступился от неожиданности и чуть не упал, загремев пивными бутылками. В кабине сидел молодой богач с тринадцатого этажа по имени Лёха. Левой рукой он держал руль, а правой обнимал голые плечи красивой девушки из третьего подъезда их дома.

Её имени Юрка не знал, но слышал, что папаша купил ей квартиру, из которой выехала популярная актриса и телеведущая. Актриса постоянно скандалила с мужем, и многие были свидетелями, как он кидал из окна ночной горшок, угодивший точнёхонько в лобовое стекло её «лексуса».

Лёха кинул на Юрку взгляд, в котором читался такой вот месседж:

— Ты лох с кошёлкой, хоть и Гагарин. Уступай дорогу, знай своё место!

Этот взгляд испортил Юркино настроение, кому хочется сознавать себя лузером?

Глава 2

Наташка. Не родись красивой

Наташка Васнецова докрашивала стенку в подсобке «Продмага», где работала пятый месяц продавщицей. Ночью тут взорвалась трехлитровая банка с просроченным томатным соком и хозяин магазина Ахмет, свалив всё на неё, потребовал, чтобы она делала ремонт за свой счёт.

Наверняка, он не был бы столь строг и категоричен, не тресни его Наташка три месяца назад в глаз, когда он полез к ней под юбку. Взял и полез, без всяких эмоций, объяснений, как будто Наташка — его безгласная собственность или овца, и должна трепетать от радости, что этот черномазый обратил на неё внимание!

Для Ахмета та затрещина была серьёзным уроком и ценным опытом. До этого момента он достаточно примитивно воспринимал московскую жизнь. В его представлении русская женщина должна была безмолвно и с придыханием сносить все его желания и даже опережать их. Так, во всяком случае, было все двадцать лет, что он работал в московской торговле, приехав сюда из Дагестана. Никогда за эти годы русские девушки, даже самые красивые, получавшие от него зарплату, не отказывали ему ни в чём, удовлетворяя самые смелые его фантазии. Не то, что ударить, Боже упаси, слова сказать боялись, и он мог делать с ними всё, что угодно, разве что не на тот свет отправить.

Наташка, конечно, потрясла Ахмета. Эта длинноногая красавица-блондинка с пушистыми ресницами, мало того, что совершенно его не боялась, так ведь, как он предположил, даже и не уважала. Двинула ему по мордасам, юбку оправила и снова принялась за работу, как будто он не начальник ей, а шкодливый пацан. От её удара что-то переклинило в голове Ахмета. Даже и не попытался ей ответить, хотя внутри его всё кипело.

Но и Наташке, надо сказать, сказочно повезло, что не было свидетелей того унижения, которое она нанесла гордому кавказцу, воспитанному в лучших традициях своего высокогорного аула, где женщина знала свое место. Но повезло ей и с Ахметом, который, пройдя муштру ещё советской армии, что-то понимал в жизни.

Когда тот глянул в её глаза, намереваясь проучить эту русскую стерву, он понял, что с кем-кем, а с ней лучше не связываться. Это были глаза пантеры, которая готовится к смертельному прыжку. Буркнув что-то типа, уходя, гаси свет, Ахмет ретировался, сделав вид, что ничего не произошло.

Он был человеком гибкого от природы ума, недаром прижился в Москве и даже сумел наладить торговый бизнес на зависть землякам из своей высокогорной деревни и имел пять продовольственных магазинов в разных районах Москвы. Продавщицей Наташка была неплохой, к работе относилась ответственно, а воровать — Боже упаси! Скорее себе руку отрубит, очень принципиальная! Такой сотрудник был нужен Ахмету, а найти в Москве просто женщину, готовую на всё, было проще-простого. Не проблема. Но, поскольку Ахмет мужчина с Кавказа, он не мог взять и сделать вид, что ничего не было. Поэтому стал доставать её мелкими придирками и нотациями, от которых Наташке не жарко и не холодно. Не пристаёт и — слава Богу!

В магазине было душно, пахло краской и перегаром от спящего сторожа деда Васи. Наташка решила открыть форточку, которую не трогали с прошлой зимы. Поставила табуретку, ножом срезала с рамы липкую ленту и паралоновый утеплитель. В форточку была видна телебашня, освещаемая огнём прожекторов. Над ней высоко в небе мигнула серебристая точка и стремительно покатилась вниз, осталяя светящийся огненный след.

— Комета! — подумала Наташка. — Или звездочка упала? Загадать желание?

А желание было только одно: быстрее закончить уборку-покраску и идти домой. Вспомнились слова старой песенки:

Ты видишь, пролетает звёздочкой ракета,А это добрая примета,По всем приметам нас нашла любовь!

Да уж, любовь! У её матери на всё одна присказка: не родись красивой, а родись счастливой. Как в воду глядела. Со вторым у Наташки были проблемы. Красоты у неё — хоть отбавляй. Все до единого мужики, проходившие мимо, непременно оглядываются. Не важно, сколько им было — 70 лет или 17. Все теряют головы, глядя на неё и готовы выполнить любое её желание. Но вот счастья-то и нет у Наташки.

Первый её муж с женским именем Валя тот еще козёл оказался. Был директором «ВАМ-банка», название которого расшифровывалось, как «Валентин Анатольевич Мундров», спонсировал конкурсы красоты, разные «мисс грудь», «мисс ноги», «мисс попа». Возвращался глубоко ночью, усталый и разбитый. Валился в кровать, засыпая на ходу. Наташка верила: много работы, кризис, высокая конкуренция на рынке банковских услуг. Индексы Доу Джонса и Насдага то взлетают, то падают, по телевизору об этом всегда говорят, ты же смотришь телевизор. Это он ей впаривал. Ты пойми, говорил Наташке муж, за ними — глаз да глаз, день и ночь надо следить за индексами, очей не смыкая, через специальную банковскую аппаратуру. Не уследишь, пиши пропало, упадут и не поднимешь. Я — без штанов, ты — без мужа и достатка, к которому Наташка, если честно, быстро привыкла и уже не представляла, как это — «стрелять» пять тысяч до получки.

Да и что такое получка, просто забыла. Муж раз в квартал выдавал толстую пачку денег со словами: скажешь, когда будут кончаться. Она клала их в шкаф и брала столько, сколько ей было надо — на одежду, косметику и еду.

Так бы всё и шло дальше, день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Скорее всего, Наташка родила бы ребенка от мужика с женским именем Валя, а, состарившись, смирилась бы со своей ролью одинокой женщины при муже, если бы не красавица-подружка Зинка-разведёнка из 8-го подъезда. Встретились они случайно в модном ресторане «Сохо» напротив Киевского вокзала через Москва-реку, возле которого Наташка, нагруженная сумками от «Фигуччи» и «Револьдино», припарковала свой двухдверный джип-милягу по имени «Вранглер», чтобы выпить свежевыжатого, модного в том сезоне брюквенного соку и съесть диетическую котлетку из эспарагоса и топинамбура.

Подружка, бросившая двенадцатого (или сто двенадцатого) мужа и обедавшая в «Сохо» с очередным любовником из женатых и состоятельных, открыла этой наивной дуре её глаза и на большой мир, и заодно — на её муженька. На вопрос: как ты терпишь его ночные приходы, Наташка ответила искренне: Зиночка, ты что! Как это «терпишь»? У Вали так много работы, ведь индекс Дон Джонса то поднимается, то падает! А ещё этот, Нас чего-то там, Даг или Дог.

Ну, Зинка ей все и объяснила. Что поднимается индекс у её Валентина на блядей, а на жену падает, если уже и вообще не упал, раз она такая доверчивая дура-дурища, что во все сказки верит. Дура, говорила Зинка, которая отлично знала всю специфику жизни женатых и состоятельных, какие ночные переговоры, какие Дон Джонсы, встречи с партнерами до пяти утра, открой глаза, дитя природы! О кобелизме твоего дона-мужа легенды ходят по Москве, а ты ничего не знаешь и не хочешь знать! Я тебе могу назвать имена по меньшей мере двадцати девчонок, которые переспали с ним только за последние полтора месяца! Да весь конкурс красоты «Мисс грудь». Который он спонсировал!

Милая, — говорила она Наташке, жалея её, — над тобой вся Москва потешается, святая ты простота!

«Sancta simplicitas», — зачем-то перевела Наташка, вспомнив лекции по латыни. В ту же ночь, как обычно уложив уставшего муженька одного в кабинете, не веря в инсинуации Зинки и считая слова подружки элементарным наговором, продиктованным завистью к её обеспеченной жизни, полезла в карманы Валиного пиджака и нашла распечатку его расходов по кредитной карте: через день он снимал номера в пятизвездочной «Пенте» на Олимпийском проспекте; туда же, судя по распечаткам, было принесено много бутылок шампанского, презервативов, тонны деликатесов и сладостей. И зачем-то гигиенических прокладок.

Зачем ему гигиенические прокладки, ломала голову эта дурища, но тут её сознание прояснялось и она поняла, что номера её Валя снимал не для работы. И, поняв это, плакать почему-то не стала и не кинулась будить мужа. Утром приготовила завтрак, накрыла на стол, села с ним рядом и спросила его, спешащего на службу: во сколько ты будешь дома, милый? Когда услышала, что под утро, так как очень много работы из-за индекса Динь-Дона, который опять, гад, падает, впервые прямо взглянула в его наглые глаза и всё поняла. А когда поняла, в один из них и двинула кулаком, сделав муженька навсегда кривым.